Было объявлено о том, что будут ужесточаться правила оборота гражданского оружия, а также будет объявлена война жестоким компьютерным играм. Поскольку ненормальный юрист, расстрелявший коллег, играл в одну из таких игр. Я, разумеется, ожидал большего. Я думал, что будет значительно усложнено получение юридического образования. Я полагал, что будет сокращено количество частных аптек. Девушкам запретят бросать романтических юношей, а юношам законодательно пропишут антидепрессанты. Ну и, конечно, я был уверен, что парламентарии решительно запретят написание манифестов и особенно их публикацию в социальных сетях.
Однако решено начать с малого. А именно — повысить минимальный возраст, в котором возможно владение оружием, до 21 года, ввести ответственность за использование оружия в пьяном виде и запретить ношение травматических пистолетов. В пользу последнего предложения говорит и произошедшая буквально накануне в Москве перестрелка между автолюбителями, не поделившими дорогу. Но всё-таки я недоумеваю. Почему возраст повышается до 21 года? Ведь стрелку из Медведково 29! И при чем тут ответственность за стрельбу в пьяном виде, если преступник был трезв? И особенно — зачем нужен травматический пистолет, если он лежит дома? Не проще ли вообще запретить свободную продажу этих самых травматических пистолетов? Ведь если бы их не было у тех автолюбителей, то никто не погиб бы.
А самое главное — вообще непонятно, как все эти изменения в законодательстве смогут защитить нас от повторения истории, случившейся в московском офисе. В Соединенных Штатах Америки, где подобные преступления происходят на регулярной основе, есть и законы, и смертная казнь, и полиция подобросовестнее, чем в России. А массовые расстрелы происходят и происходят. Почему? А потому что оружие имеет мистическую власть над людьми. Оружие хочется применить. Пистолет или винтовка, из которых не стреляют, — просто куски мертвого металла. В них нет ни малейшего смысла. И поэтому, чем больше у людей оружия, тем чаще оно будет стрелять. И тем больше будет гибнуть людей. Какие бы законы ни принимались.
